— А тот пожар расследовали?
Он порылся в бумагах.
— Не так чтобы очень. Не было сделано никакого окончательного вывода. Может быть, на этот раз нам это удастся. Если только мы заполучим эту… Сирен Сэвог.
Сейчас я мог наблюдать процесс формирования мыслей в его голове. Сам рот растянулся в стороны, а уголки опустились вниз, как на портрете директора музея, сделанного Карлом Барксом.
— А ты, Веум, должен держаться от этого дела на безопасном расстоянии. Сейчас это наше дело. Мы сами отыщем Сирен Сэвог, а ты…
— Я? Что ты хочешь мне предложить?
Он перегнулся через стол и уставился мне в глаза.
— Делай что хочешь, черт бы тебя побрал, Веум, только держись от нас подальше. До тех пор, пока не найдешь для меня очередной труп. Пока не найдешь труп, Веум…
5
Я вернулся в контору на Страндкайен, поднялся на четвертый этаж и вошел в свой кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.
Контора была лучшей иллюстрацией к книге моей жизни. Стол стоял там же, где и всегда. Никто не передвинул стула. Серый конторский шкаф был всего лишь пустым реквизитом. Даже из бутылки норвежской водки в нижнем ящике письменного стола не испарилось ни капли драгоценной жидкости. Но эту-то ошибку я должен был исправить. Маленький глоток картофельного спирта с привкусом тмина. Легкий запах осени во рту.
Это помогло мне обрести спокойствие, и я смог даже выглянуть в окно. Юго-восточный ветер пытался сорвать с домов крыши. Люди цеплялись за свои зонтики как за единственное, что могло удержать их на земле. Они напомнили мне прикрученные намертво фигурки на детской карусели в закрытом на зиму парке под дождем и снегом. На склонах гор штурму пытались противостоять деревья. Но неумолимый ветер все равно срывал с них последнюю листву. Осень — ужасное время года. Она напоминает мне давно заброшенный дом, в котором гуляет ветер и все время хлопает дверь.
Я позвонил Карин — и рассказал ей почти все. В конце я заметил:
— Они запретили мне заниматься этим делом.
— Кто они?
— Полиция.
— Но разве они имеют право? Ведь это я просила тебя заняться этим делом, и я… по-прежнему настаиваю на этом.
— Другими словами, ты считаешь, что я должен продолжить поиски?
— Если только ты сам не имеешь ничего против.
Я подумал.
— Будет очень мило с твоей стороны изложить это желание на бумаге и опустить ее в мой почтовый ящик, когда ты пойдешь сегодня домой. Очень может быть, что такой документ мне скоро понадобится.
— Где именно?
Я осторожно произнес:
— В суде.
Она быстро ответила:
— Если ты не…
— Я же сказал, что хочу, — перебил я. — Я продолжу расследование, причем в полной тайне.
— Спасибо, Варг.
— Не благодари заранее.
— А как ты сам после пожара?
— Немного обгорела кожа, но ничего серьезного. Отметины огня на физиономии ерунда! Я переживу. Пока. Созвонимся.
— Пока.
Я положил трубку и посидел немного, глядя на город, в котором полиция уже поставила на ноги своих сотрудников, чтобы они занялись тем же делом, что и я. В принципе, найти ее у них было в тысячу раз больше шансов, чем у меня. Единственным моим преимуществом оставалось то, что, тогда как они будут бегать по городу как стадо слонов, я смогу пробраться по улицам незаметно, как мышка.
«Шел дождь…» — как поется в песне.
Но тут мой мыслительный процесс был прерван звуком открываемой двери в приемную и осторожными шагами по направлению к кабинету.
Шаги могут сообщить многое о человеке. Прежде чем мои клиенты переступали порог кабинета, я мог с достаточной долей уверенности определить их возраст и пол, настроение и цель прихода.
Легкие шаги молоденьких девушек на высоких каблучках с соблазнительными ножками и кое-чем еще не менее восхитительным значительно отличаются от тяжелых шагов женщин в возрасте на устойчивом каблуке. Не говоря уже о мужчинах. Если вы слышали поступь слонов, то это не мог быть никто иной, кроме как полицейские. Легкие пружинящие шаги барса, как правило, принадлежали бизнесменам. Обеспокоенные же будущим детей отцы возвещали о своем приближении шаркающими шагами.
Но услышанные мною в ту минуту шаги определить было невозможно. Осторожные, вежливые и одновременно агрессивные, мужские. Может, это изнеженный мужчина-парикмахер или интеллигентная лесбиянка? Если только это не иностранец.
Последнее предположение соответствовало действительности. Возникший на пороге моего кабинета мужчина обладал столь черной кожей, что, казалось, она отдает синевой. Короткие кудрявые волосы, яркие белки были пронизаны красными нитями лопнувших сосудов, как будто он слишком долго пробыл на севере Норвегии, напрягая свои глаза в полярную ночь.
Он робко улыбнулся.
— Можно войти? — спросил он по-норвежски с сильным акцентом.
— Естественно, — ответил я и решил не обращать внимания на то, что он уже вошел. Я протянул руку для приветствия, которую он крепко пожал.
Он достал одну из сегодняшних газет и указал на мою фотографию на первой странице.
— Это есть ты?
Я кивнул.
— Герой дня. Моя фамилия Веум. Варг Веум.
— Варг… Веум?
— Ты заслуживаешь медаль за укрепление взаимопонимания между народами. Присаживайся. — Я указал на стул для посетителей, а сам уселся на свое место за столом. — Ты хорошо говоришь по-норвежски.
— Ты так считать? Хорошо. Я учусь в Норвегии уже несколько лет…
Я посмотрел на него. Он совсем не походил на студента университета. Элегантный двубортный светло-бежевый плащ, серый в голубую полоску костюм, ослепительно белая — как и его зубы — рубашка, и шелковый галстук того голубого цвета, что напоминает вам о существовании где-то за облаками неба.
— Что же ты изучал?
— Технологию добычи и переработки нефти. Я все еще учусь. Меня зовут Латор. Александр Латор. Но можно просто Алекс.
— Хорошо.
— Но сейчас у меня есть проблем, о которой я хотеть тебя просить. Хорошо?
Я пожал плечами.
— Смотря что за проблема.
Он опять указал на газету.
— Частный сыщик, это есть детектив, да?
Я кивнул.
— Своего рода.
— Ты брать любые задания?
— Не все. Я никогда не берусь за убийства и террористические акты.
Он непонимающе посмотрел на меня. И внезапно взорвался.
— Ты считать это смешным? Ты думать, я пришел здесь ради удовольствия! Ты считать меня клоун?
Я быстро сказал:
— Нет, нет. Прошу меня простить. У меня своеобразный юмор. Иногда я не успеваю подумать. К сожалению, это случается довольно часто.
— Ты говорить загадками. Я не совсем понимать. Но терроризм и убийства не совсем приятные слова — в моей стране.
— Точно так же и здесь.
— Но я понимать, ты берешь и опасные задания. Ты почти сгореть, да? Что ты делал в том доме? — Он вновь указал на газету.
— В том доме? — Вновь передо мной всплыло лицо Сирен и ее друга. — Гонялся за привидениями. Или привидением, которому исполнилось вот уже тридцать лет. — Но это ерунда. Чем могу быть тебе полезен? Ты считаешь, что это для меня может быть опасно?
— Я хочу, чтобы ты разобрался с Его величеством норвежской бюрократией. — Его глаза сверкнули.
— Звучит не слишком приятно. Продолжай.
Он посмотрел на свои часы — типичный образец чудес электроники, который показывает все — от курса американского доллара до оптовой цены бегемотов в Танзании. Но требуется достаточная тренировка для того, чтобы определить по этим часам время.
— Мой проблем заключается в том, что в полночь в понедельник я должен покидать Норвегию. Мне не продлили разрешение на оставаться в стране.
— Да? А основания?
Он покачал головой.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
— Алло? Веум у телефона.
Молчание.
— Алло?
Я посмотрел на Александра Латора.
— Тоже без оснований. Алло?
Приглушенные звуки улицы. Отдаленное завывание сирены «скорой помощи».
— А тебе не должны звонить?
Он непонимающе покачал головой.
Я положил трубку. Но по-прежнему слышал завывание сирены. Я посмотрел в окно. Машина приближалась к нам со стороны Вогена, я видел, как ее оранжевая мигалка пропала за Круглой башней, вновь вынырнула на Рыбной площади и затем свернула налево. Отделение интенсивной терапии ждало своего очередного пациента.
Я задумчиво посмотрел на Александра Латора.
— В понедельник в полночь. — Я взглянул на свои собственные часы.
— Иными словами, у тебя осталось трое с половиной суток — и большую их часть все закрыто, потому что это суббота и воскресенье. Через несколько часов все бюрократы улягутся на диваны, закроются с головой пледом выходных и не встанут раньше чем утром в понедельник.